Длинный язык
Наталья Михайловна, молодая дамочка, приехавшая утром из Ялты, обедала и, неугомонно треща языком, рассказывала мужу о том, какие прелести в Крыму. Муж, обрадованный, глядел с умилением на ее восторженное лицо, слушал и изредка задавал вопросы… — Но, говорят, жизнь там необычайно дорога? — спросил он между прочим. — Как тебе сказать? По-моему, дороговизну преувеличили, папочка. Не так страшен чёрт, как его рисуют. Я, например, с Юлией Петровной имела очень удобный и приличный номер за двадцать рублей в сутки. Всё, дружочек мой, зависит от уменья жить. Конечно, если ты захочешь поехать куда-нибудь в горы… например, на Ай-Петри… возьмешь лошадь, проводника, — ну, тогда, конечно, дорого. Ужас как дорого! Но, Васичка, какие там го-оры! Представь ты себе высокие-высокие горы, на тысячу раз выше, чем церковь… Наверху туман, туман, туман… Внизу громаднейшие камни, камни, камни… И пинии… Ах, вспомнить не могу! — Кстати… без тебя тут я в каком-то журнале читал про тамошних проводников-татар… Такие мерзости! Что, это в самом деле какие-нибудь особенные люди? Наталья Михайловна сделала презрительную гримаску и мотнула головой. — Обыкновенные татары, ничего особенного… — сказала она. — Впрочем, я видела их издалека, мельком… Указывали мне на них, но я не обратила внимания. Всегда, папочка, я чувствовала предубеждение ко всем этим черкесам, грекам… маврам!.. — Говорят, донжуаны страшные. — Может быть! Бывают мерзавки, которые… Наталья Михайловна вдруг вскочила, точно вспомнила что-то страшное, полминуты глядела на мужа испуганными глазами и сказала, растягивая каждое слово: — Васичка, я тебе скажу, какие есть без-нрав-ствен-ны-е! Ах, какие безнравственные! Не то чтобы, знаешь, простые или среднего круга, а аристократки, эти надутые бонтонши! Просто ужас, глазам своим я не верила! Умру и не забуду! Ну, можно ли забыться до такой степени, чтобы… ах, Васичка, я даже и говорить не хочу! Взять хотя бы мою спутницу Юлию Петровну… Такой хороший муж, двое детей… принадлежит к порядочному кругу, корчит всегда из себя святую и — вдруг, можешь себе представить… Только, папочка, это, конечно, entre nous… Даешь честное слово, что никому не скажешь? — Ну, вот еще выдумала! Разумеется, не скажу. — Честное слово? Смотри же! Я тебе верю… Дамочка положила вилку, придала своему лицу таинственное выражение и зашептала: — Представь ты себе такую вещь… Поехала эта Юлия Петровна в горы… Была отличная погода! Впереди едет она со своим проводником, немножко позади — я. Отъехали мы версты три-четыре, вдруг, понимаешь ты, Васичка, Юлия вскрикивает и хватает себя за грудь. Ее татарин хватает ее за талию, иначе бы она с седла свалилась… Я со своим проводником подъезжаю к ней… Что такое? В чем дело? «Ох, кричит, умираю! Дурно! Не могу дальше ехать!» Представь мой испуг! Так поедемте, говорю, назад! — «Нет, говорит, Natalie, не могу я ехать назад! Если я сделаю еще хоть один шаг, то умру от боли! У меня спазмы!» И просит, умоляет, ради бога, меня и моего Сулеймана, чтобы мы вернулись назад в город и привезли ей бестужевских капель, которые ей помогают. — Постой… Я тебя не совсем понимаю… — пробормотал муж, почесывая лоб. — Раньше ты говорила, что видела этих татар только издалека, а теперь про какого-то Сулеймана рассказываешь. — Ну, ты опять придираешься к слову! — поморщилась дамочка, нимало не смущаясь. — Терпеть не могу подозрительности! Терпеть не могу! Глупо и глупо! — Я не придираюсь, но… зачем говорить неправду? Каталась с татарами, ну, так тому и быть, бог с тобой, но… зачем вилять? — Гм!.. вот странный! — возмутилась дамочка. — Ревнует к Сулейману! Воображаю, как это ты поехал бы в горы без проводника! Воображаю! Если не знаешь тамошней жизни, не понимаешь, то лучше молчи. Молчи и молчи! Без проводника там шагу нельзя сделать. — Еще бы! — Пожалуйста, без этих глупых улыбок! Я тебе не Юлия какая-нибудь… Я ее и не оправдываю, но я… пссс! Я хоть и не корчу из себя святой, но еще не настолько забылась. У меня Сулейман не выходил из границ… Не-ет! Маметкул, бывало, у Юлии всё время сидит, а у меня как только бьет одиннадцать часов, сейчас: «Сулейман, марш! Уходите!» И мой глупый татарка уходит. Он у меня, папочка, в ежовых был… Как только разворчится насчет денег или чего-нибудь, я сейчас: «Ка-ак? Что-о? Что-о-о?» Так у него вся душа в пятки… Ха-ха-ха… Глаза, понимаешь, Васичка, черные-пречерные, как у-уголь, морденка татарская, глупая такая, смешная… Я его вот как держала! Вот! — Воображаю… — промычал супруг, катая шарики из хлеба. — Глупо, Васичка! Я ведь знаю, какие у тебя мысли! Я знаю, что ты думаешь… Но, я тебя уверяю, он у меня даже во время прогулок не выходил из границ. Например, едем ли в горы, или к водопаду Учан-Су, я ему всегда говорю: «Сулейман, ехать сзади! Ну!» И всегда он ехал сзади, бедняжка… Даже во время… в самых патетических местах я ему говорила: «А все-таки ты не должен забывать, что ты только татарин, а я жена статского советника!» Ха-ха… Дамочка захохотала, потом быстро оглянулась и, сделав испуганное лицо, зашептала: — Но Юлия! Ах, эта Юлия! Я понимаю, Васичка, отчего не пошалить, отчего не отдохнуть от пустоты светской жизни? Всё это можно… шали, сделай милость, никто тебя не осудит, но глядеть на это серьезно, делать сцены… нет, как хочешь, я этого не понимаю! Вообрази, она ревновала! Ну, не глупо ли? Однажды приходит к ней Маметкул, ее пассия… Дома ее не было… Ну, я зазвала его к себе… начались разговоры, то да сё… Они, знаешь, препотешные! Незаметно этак провели вечер… Вдруг влетает Юлия… Набрасывается на меня, на Маметкула… делает нам сцену… фи! Я этого не понимаю, Васичка… Васичка крякнул, нахмурился и заходил по комнате. — Весело вам там жилось, нечего сказать! — проворчал он, брезгливо улыбаясь. — Ну, как это глу-упо! — обиделась Наталья Михайловна. — Я знаю, о чем ты думаешь! Всегда у тебя такие гадкие мысли! Не стану же я тебе ничего рассказывать. Не стану! Дамочка надула губки и умолкла.
A Tripping Tongue
NATALYA MIHALOVNA, a young married lady who had arrived in the morning from Yalta, was having her dinner, and in a never-ceasing flow of babble was telling her husband of all the charms of the Crimea. Her husband, delighted, gazed tenderly at her enthusiastic face, listened, and from time to time put in a question.
"But they say living is dreadfully expensive there?" he asked, among other things.
"Well, what shall I say? To my thinking this talk of its being so expensive is exaggerated, hubby. The devil is not as black as he is painted. Yulia Petrovna and I, for instance, had very decent and comfortable rooms for twenty roubles a day. Everything depends on knowing how to do things, my dear. Of course if you want to go up into the mountains . . . to Aie-Petri for instance . . . if you take a horse, a guide, then of course it does come to something. It's awful what it comes to! But, Vassitchka, the mountains there! Imagine high, high mountains, a thousand times higher than the church. . . . At the top--mist, mist, mist. . . . At the bottom --enormous stones, stones, stones. . . . And pines. . . . Ah, I can't bear to think of it!"
"By the way, I read about those Tatar guides there, in some magazine while you were away . . . . such abominable stories! Tell me is there really anything out of the way about them?"
Natalya Mihalovna made a little disdainful grimace and shook her head.
"Just ordinary Tatars, nothing special . . ." she said, "though indeed I only had a glimpse of them in the distance. They were pointed out to me, but I did not take much notice of them. You know, hubby, I always had a prejudice against all such Circassians, Greeks . . . Moors!"
"They are said to be terrible Don Juans."
"Perhaps! There are shameless creatures who . . . ."
Natalya Mihalovna suddenly jumped up from her chair, as though she had thought of something dreadful; for half a minute she looked with frightened eyes at her husband and said, accentuating each word:
"Vassitchka, I say, the im-mo-ral women there are in the world! Ah, how immoral! And it's not as though they were working-class or middle-class people, but aristocratic ladies, priding themselves on their _bon-ton!_ It was simply awful, I could not believe my own eyes! I shall remember it as long as I live! To think that people can forget themselves to such a point as . . . ach, Vassitchka, I don't like to speak of it! Take my companion, Yulia Petrovna, for example. . . . Such a good husband, two children . . . she moves in a decent circle, always poses as a saint--and all at once, would you believe it. . . . Only, hubby, of course this is _entre nous_. . . . Give me your word of honour you won't tell a soul?"
"What next! Of course I won't tell."
"Honour bright? Mind now! I trust you. . . ."
The little lady put down her fork, assumed a mysterious air, and whispered:
"Imagine a thing like this. . . . That Yulia Petrovna rode up into the mountains . . . . It was glorious weather! She rode on ahead with her guide, I was a little behind. We had ridden two or three miles, all at once, only fancy, Vassitchka, Yulia cried out and clutched at her bosom. Her Tatar put his arm round her waist or she would have fallen off the saddle. . . . I rode up to her with my guide. . . . 'What is it? What is the matter?' 'Oh,' she cried, 'I am dying! I feel faint! I can't go any further' Fancy my alarm! 'Let us go back then,' I said. 'No, _Natalie_,' she said, 'I can't go back! I shall die of pain if I move another step! I have spasms.' And she prayed and besought my Suleiman and me to ride back to the town and fetch her some of her drops which always do her good."
"Stay. . . . I don't quite understand you," muttered the husband, scratching his forehead. "You said just now that you had only seen those Tatars from a distance, and now you are talking of some Suleiman."
"There, you are finding fault again," the lady pouted, not in the least disconcerted. "I can't endure suspiciousness! I can't endure it! It's stupid, stupid!"
"I am not finding fault, but . . . why say what is not true? If you rode about with Tatars, so be it, God bless you, but . . . why shuffle about it?"
"H'm! . . . you are a queer one!" cried the lady, revolted. "He is jealous of Suleiman! as though one could ride up into the mountains without a guide! I should like to see you do it! If you don't know the ways there, if you don't understand, you had better hold your tongue! Yes, hold your tongue. You can't take a step there without a guide."
"So it seems!"
"None of your silly grins, if you please! I am not a Yulia. . . . I don't justify her but I . . . ! Though I don't pose as a saint, I don't forget myself to that degree. My Suleiman never overstepped the limits. . . . No-o! Mametkul used to be sitting at Yulia's all day long, but in my room as soon as it struck eleven: 'Suleiman, march! Off you go!' And my foolish Tatar boy would depart. I made him mind his p's and q's, hubby! As soon as he began grumbling about money or anything, I would say 'How? Wha-at? Wha-a-a-t?' And his heart would be in his mouth directly. . . . Ha-ha-ha! His eyes, you know, Vassitchka, were as black, as black, like coals, such an amusing little Tatar face, so funny and silly! I kept him in order, didn't I just!"
"I can fancy . . ." mumbled her husband, rolling up pellets of bread.
"That's stupid, Vassitchka! I know what is in your mind! I know what you are thinking . . . But I assure you even when we were on our expeditions I never let him overstep the limits. For instance, if we rode to the mountains or to the U-Chan-Su waterfall, I would always say to him, 'Suleiman, ride behind! Do you hear!' And he always rode behind, poor boy. . . . Even when we . . . even at the most dramatic moments I would say to him, 'Still, you must not forget that you are only a Tatar and I am the wife of a civil councillor!' Ha-ha. . . ."
The little lady laughed, then, looking round her quickly and assuming an alarmed expression, whispered:
"But Yulia! Oh, that Yulia! I quite see, Vassitchka, there is no reason why one shouldn't have a little fun, a little rest from the emptiness of conventional life! That's all right, have your fling by all means--no one will blame you, but to take the thing seriously, to get up scenes . . . no, say what you like, I cannot understand that! Just fancy, she was jealous! Wasn't that silly? One day Mametkul, her _grande passion_, came to see her . . . she was not at home. . . . Well, I asked him into my room . . . there was conversation, one thing and another . . . they're awfully amusing, you know! The evening passed without our noticing it. . . . All at once Yulia rushed in. . . . She flew at me and at Mametkul --made such a scene . . . fi! I can't understand that sort of thing, Vassitchka."
Vassitchka cleared his throat, frowned, and walked up and down the room.
"You had a gay time there, I must say," he growled with a disdainful smile.
"How stu-upid that is!" cried Natalya Mihalovna, offended. "I know what you are thinking about! You always have such horrid ideas! I won't tell you anything! No, I won't!"
The lady pouted and said no more.
[The end] |
